Наталья Нарочницкая
От Балтики до Чёрного моря. Россия и европейские страны СНГ: историко-философская ретроспектива и геополитическая перспектива.
Украина
Верная оценка истоков и мотивов украинского взгляда на мир совершенно
необходима для того, чтобы рассуждать о будущем российско-украинских отношений
и политике Запада в их отношении. Раздвоенность политики Украины естественна.
Будучи самостоятельным государством, Украина неизбежно становится соперником, а
не однозначно братским и дружественным государством, сколько бы того сегодня не
хотели миллионы украинцев. Эта антиномия заложена в самой природе вещей. Как
это ни парадоксально - причина именно в генетической общности и крайней
близости этих двух ветвей русов. Если русские и украинцы, имеющие единую
культуру и язык с диалектными различиями, меньшими, чем у баварцев и саксонцев,
а также вплоть до сегодняшнего дня общую историю, едины в целях своей внешней и
внутренней политики, то сомнительна историческая логика раздельного бытия.
Поскольку Украина утверждает свое самостоятельное историческое бытие,
это требует обоснования иными духовными и идеологическими устремлениями,
отличными геополитическими ориентирами. Поэтому украинская государственная
идеология, кем бы она ни проводилась - КПУ или РУХ, всегда будет это утверждать
лишь с разницей в стиле и радикальности. Если бы народы отличались больше, не
было бы нужды в ожесточенной антирусской пропаганде Руха и белорусского
Народного фронта. “Братские” отношения – не вымысел, но это сложнейший и
противоречивый социо-духовный феномен, комплекс и притяжения, и отталкивания, и
ревности. Первый смертный грех, совершенный человеком на земле - это
братоубийство, когда возревновавший Каин не смог вынести всего лишь
существования рядом с собой богоугодного Авеля. Известно, что гражданские и религиозные
войны между единородцами по личной ожесточенности превосходят
межгосударственные столкновения.
Неслучайно на политической и идеологической сцене Украины на этапе
провозглашения независимости возобладали галицийцы - униаты, бывшие пять веков
с Западом, их ведущая роль в формулировании государственной и национальной
идеологии независимой Украины исторически предопределена, ибо они и есть
носители особой “украинской” ориентации в мировой истории. Их агрессивность к
православию превышает все виданное со стороны католиков, зверствам дивизии
Галичина поражались эсэсовцы. История других народов (хорватов) подтверждают
эту закономерность. Было бы непростительным упрощением искать причины
раздвоенности украинского сознания и украинского сепаратизма в бегстве от
тоталитаризма, равно как и объяснять украинским “трудящимся”, что их отделили
для того, чтобы легче было грабить. "Латинский" Запад всегда
стремился поглотить поствизантийское пространство, залогом чего всегда было
отделение Малороссии от Великороссии. На фоне нашествия Наполеона и его первого
"общечеловеческого" кодекса Пушкин со своим историческим чутьем
распознал, что в решающие моменты давления Запада на Россию встает роковой
вопрос: "наш Киев дряхлый, златоглавый, сей пращур русских городов,
сроднит ли с буйною Варшавой святыни всех своих гробов?"
Католицизм немедленно возник как политический и идеологический субъект
на территории исторической России сразу после распада СССР, стремясь
воспользоваться предпосылками для осуществления вековой мечты Ватикана и Речи
Посполитой - сначала духовного, затем физического овладения Киевом. Теории о
расовом отличии “арийских украинцев” и “туранской Московщины”, якобы незаконно
присвоившей и софийские ризы, и киевскую историю, с которыми в прошлом веке
витийствовал с парижских кафедр провинциальный поляк Францышек Духинский, были
сразу подняты на галицийские знамена. Но и коммунистическая номенклатура, после
путча августа 1991 года, быстро перехватила именно галицийскую идеологию.
Феномен Галиции невозможно понять, не разобравшись в явлении униатства.
Те, кто знаком с тщанием, с которым в Австро-Венгрии занимались
реформами украинского языка, поощряя каждую точку над i, отрывающую украинскую
графику от русской (Вена имела богатый опыт в лингвистическом отдалении сербов
и хорватов, сербов и черногорцев через создание различий в языке, топонимах),
кто понял замысел капитального труда интеллектуального патриарха М.Грушевского,
вторившего духинщине, кто осведомлен о деятельности Ватикана, не будет искать
причины украинского сепаратизма в событиях и идеологиях ХХ века. Н.Ульянов,
крупный историк русского зарубежья пишет, что с самого начала казачья верхушка
была полонофильской, а Б.Хмельницкий, который “все три года, что находился под
московской властью, вел себя как человек готовый со дня на день сложить присягу
и отпасть от России”, был склонен интриговать и против царя, и против Польши,
вступал в сговор с шведским королем Карлом Густавом, в чем его уличил посланец
Москвы Ф.Бутурлин. Н.Костомаров выяснил, найдя две грамоты от турецкого султана
на имя Хмельницкого, что тот и вовсе был “двоеданником”, то есть признавал
тайно от Москвы и власть турецкого султана.
Истоки украинского сепаратизма - в Брестской унии, в противостоянии
католического Запада ненавистной “византийской схизме” и неприятии русского
православия, что трагично разыгрывается в зоне их столкновения в жизни одного
народа. Отрыв Киева от Москвы, и окатоличивание восточного славянства были
вековыми устремлениями Ватикана и Запада: “О, мои Русины! Через вас-то надеюсь
я достигнуть Востока...” - взывал к галичанам Папа Урбан VIII в начале XVII
столетия вскоре после Унии (1596). Митрополита Михаила Рагозу и четырех
епископов, под давлением Речи Посполитой принявших католичский догмат при
сохранении православного обряда, православные западнорусы не приняли. Но
униатов с презрением отвергли также и поляки - местные католики, требуя полной
ассимиляции. Так, униатство стало буфером между православно-западнорусским и
польско-католическим культурно-цивилизационным типом. Именно феномен
греко-католика - ни русский, ни поляк, а “самостийник – украинец” - основа
украинского идентитета, потом украинской идеи. Щедро субсидированная Веной и
Ватиканом, Греко-католическая церковь родила и политическое украинство.
История унии - это жестокое наступление католицизма на православие, это
экспроприация, насилие и убийства, продолжавшиеся три века сначала поляками,
затем Австрией. В Галиции после пяти веков под латинянами в конце XIX в.
стихийно возникло идейное москвофильство (переход православной интеллигенции на
русский язык с польского), а также массовый переход в православие крестьян,
которые по церковным праздникам крестными ходами прорывались в Почаевскувю
лавру через австро-русскую границу, Все это грозило обрусением и в конечном счете
идеей единения с Москвой. Вена и Ватикан начали спешно готовить Галицию на роль
“украинского Пьемонта” в преддверии мировой войны. Надо было превратить русинов
в украинцев, дать лозунг всеукраинского единства, который, в случае победы
австро-германского блока в грядущей войне сулил отрыв всей Малороссии от
России.
Этим занималась "украино-австрийская партия", одним из
лидеров которой был австрийский граф и офицер, католик, будущий униатский
митрополит Андрей Шептицкий, который начертал меры по извращению исторического
сознания малороссов с тем, чтобы “как только победоносная Австрийская армия
вступит на территорию русской Украйны… эти области возможно полнее отторгнуть
от России и придать им характер области национальной, от России независимой,
чуждой державе царей”. Этот план на немецком языке был обнаружен в замурованном
архиве Шептицкого во Львове и напечатан в газете “Общее дело” в Петрограде в
1917 году.
О масштабах задачи Шептицкого по уничтожению русского сознания не
только в Малороссии, но и в самой Галицкой и Карпатской Руси на рубеже ХIХ-ХХ
веков свидетельствуют более 100 тыс. подписей под петицией галичан в Венский
парламент о праве изучать и преподавать русский язык на русских землях в
Австро-Венгрии: "Галицко-русский народ по своему историческому прошлому,
культуре и языку стоит в тесной связи с заселяющим смежные с Галицкой землей
малоросским племенем в России, которое вместе с великорусским и белорусским
составляет цельную этнографическую группу, то есть русский народ. Язык этого
народа, выработанный тысячелетним трудом всех трех русских племен и занимающий
в настоящее время одно из первых мест среди мировых языков, Галицкая Русь
считала и считает своим и за ним лишь признает право быть языком ее литературы,
науки и вообще культуры”.
В ответ на русский подъем в подвластных ей областях Австро-Венгрия
начала репрессии против священников и мирян, переходивших в православие и
говоривших по-русски(1882), затем Мармарош-Сигетские процессы 1912-1914 годов
над закарпатскими крестьянами, целыми селами переходившими в Православие (более
90 человек осуждены, тысячи же крестьян годы жили на осадном положении). С
первой мировой войны начат массовый антирусский и антиправославный террор во
главе с униатами, повторенный С.Бандерой во время гитлеровского нашествия, что
полностью рушит утверждения, что ОУН и УПА боролась против “Советов”.
Д.А.Одинец, погрузившись в изучение роли немцев, был подавлен грандиозностью
немецких планов и масштабами пропаганды в годы первой мировой войны в целях
насаждения самостийничества. Роль австро-германских властей в финансировании
“Союза визволенiя Украiны” подтверждена Э.Хереш в документированной архивами
работе о деятельности Парвуса. В одном из концлагерей, в Талергофе, Австрия,
было уничтожено более 60 тыс. человек, более 100 тыс. бежали в Россию, еще
около 80 тыс. было убито после первого отступления русской армии, в том числе
около 300 униатских священников, заподозренных в симпатиях к православию и
России. По словам галицко-русских историков "австро-мадьярский террор сразу
на всех участках охватил прикарпатскую Русь” и “братья, вырекшиеся от Руси,
стали не только прислужниками Габсбургской монархии, но и подлейшими… палачами
родного народа”, а “Прикарпатские униаты - "украинцы" были одними из
главных виновников нашей народной мартирологии во время войны".
Результатом трехвековых усилий стало постепенное трагическое раздвоение
украинского самосознания, а также феномен в самосознании малороссийских
либералов, который Н.Трубецкой назвал “комплексом культурной неполноценности
украинской интеллигенции” - главным инструментом втягивания колыбели русского
православия в орбиту Запада. Церковный историк Георгий Флоровский метко называл
полонофильскую и латинофильскую ориентацию части южнорусской шляхты
"провинциальной схоластикой". Сотрудник Института диаспоры и
интеграции (СНГ ) К.Фролов в своем обстоятельном исследовании приводит мнение
специалистов начала века: "настали разделы Польши, и вот тогда польские
ученые заговорили об особой украинской национальности... В первой четверти XIX
века появилась особая "украинская" школа польских ученых и поэтов,
давшая таких представителей, как К.Свидзинский, И.Гощинский, М.Грабовский,
Э.Гуликовский, Б.Залесский и др., которые продолжали развивать начала,
заложенные гр. Потоцким, и подготовили тот фундамент, на котором создавалось
здание современного украинства. Всеми своими корнями украинская идеология
вросла в польскую почву" (Труды подготовительной по национальным делам
комиссии. - Одесса, 1912). П.Н.Дурново, подготовивший Государю записку в 1914
году, разбирая возможные геополитические выгоды или потери, указал, что
“единственным призом в этой войне может быть Галиция”, но предупредил: “только
безумец может хотеть присоединить Галицию. Кто присоединит Галицию, потеряет
империю...”
Для Ватикана были хороши любые средства. Бенедиктинец Х.Бауэр умилялся
в 1930 году: “Большевизм умерщвляет священников, оскверняет храмы и святыни,
разрушает монастыри”. “Не в этом ли... религиозная миссия безрелигиозного
большевизма, что он обрекает на исчезновение носителей схизматической мысли,
делает tabula rasa и этим дает возможность к духовному воссозданию?” Русская
Православная Церковь испытала это с начала гонений. В заявлении митрополита
Антония (Храповицкого), основателя Зарубежной Русской Православной Церкви от 10
июня 1922 года говорилось о “точных сведениях”, что Папа Римский “не только
вступил в соглашение с христопродавцами большевиками, но старается использовать
гонения на Русскую Православную Церковь и ее главу в корыстных целях
воинствующего католицизма”. Симптоматична судьба православного архиепископа
Иоанна Теодоровича - полкового священника Центральной Рады. В 1924 году в
Канаде, несмотря на “героическое” националистическое прошлое, он был подвергнут
поношению и изоляции со стороны заправлявших в украинском зарубежье униатов. С
горечью он писал: “Потому что ты не греко-католик, ты никак не можешь быть
украинцем... ты не греко-католик, а значит ты кацап, москаль, проклятый
схизматик”.
Раздвоение сознания на Украине воплотили революционеры–демократы XIX
в., затем либералы-националисты Центральной Рады, затем закрепили и оформили
большевики, издавшие в 1923 году постановление ЦК ВКП(б) об обязательной
украинизации, несмотря на то, что влияние "самостийничества" еще в
первой четверти XX в. было совершенно ничтожным. В результате единственных
муниципальных выборов на Украине летом 1917 года в органы местного
самоуправления избрано: от общероссийских партий - 870 деп., от украинских
федералистских партий - 128, от сепаратистов - ни одного. Первые 20 лет "Радянськой
Влады" являются золотым веком для галицийской идеологии. Тотальная
украинизация на фоне разгрома русской культуры, церкви, уничтожения
консервативной интеллигенции, было содержанием ленинской национальной политики.
Неслучайно многие идеологи-униаты, не остались в Галиции, захваченной Польшей,
но с готовностью перешли на службу к Советам. Столпы “Товарищества украинских
постепенцев” – сноб Грушевский и Винниченко возглавили Советскую Украину,
предпочтя работать на выделение Украины в любой, хотя бы большевистской форме.
Параллельно в Галиции, вторя Папе Урбану VIII, митрополит Андрей Шептицкий,
благословлявший впоследствии С. Бандеру и эсэсовскую дивизию “Галичина”,
обращался в 1929 году, то есть за годы до так называемого “восстановления
советской власти на Западной Украине”, к вверенному ему духовенству: “многим из
нас Бог еще окажет милость проповедывать в церквах Большой Украины... по Кубань
и Кавказ, Москву и Тобольск”.
Поучительна география большевистского террора, включая “голодомор”.
Репрессии охватили в первую очередь зажиточные края - Волынь, Полтавщину,
бывшие оплотом русских консервативных сил. Волынь практически не была затронута
революцией 1905 года, в ней полностью отсутствовали сепаратистские настроения,
как это сегодня ни удивительно. На Волыни действовал один из главных духовных
центров всей Руси - Почаевская Лавра, куда по церковным праздникам с чувством
общеправославного и общерусского единства с упованием не на мифическую
“Украiну”, а на Великую Россию через кордоны пробивались русины со своими
крестными ходами из-за австрийской границы. На Полтавщине некогда вспыхнуло
восстание Матфея Пушкаря против Выговского, пытавшегося повернуть Малороссию
назад к Польше, именно полтавский полковник Искра обнародовал факт измены
Мазепы и именно на Полтавщине П.Чубинский, автор гимна "Ще не вмерла
Украiна", явно списанного с “Еще Польска не сгинела”, был избит
крестьянами за его агитацию.
Советская власть продолжила дело униатов - "украинизацию"
русин после 1945 года. В результате операции "Висла" было
депортировано более 230 тыс. лемков - карпаторусской народности, традиционно
общерусской ориентации. Массовым репрессиям подверглось население западных
Карпат, всегда бывшее русофильским. Несмотря на многовековые гонения и усилия
по ассимиляции в 1939 г. на местном референдуме 82% населения высказались в
поддержку русского языка. Однако карпаторусская элита была уничтожена при
Сталине без амнистии, а закарпатские русины переименованы в
"украинцев".
Можно согласиться с К.Фроловым, что именно советская историческая наука
легализовала терминологический и понятийный аппарат униатской
"австрийско-украинской” партии, препарировав его под нужды классовой
борьбы Украины, “чуждой державы царей” против “тюрьмы народов”, исключив
религиозно-историческую парадигму. Это не удивительно, ведь первым президентом
Академии наук большевистской Украины стал М.Грушевский, который не остался в
отошедшей к Польше Галиции, а предпочел работать на будущую перспективу в Киеве,
несмотря на снобизм и отвращение к “пролетарской культуре”. В поздневосветское
время антирусские аспекты доктрины запоздало пытались откорректировать, но
общий итог изменений в сознании дает возможность выставлять даже запрет в 50-е
годы униатской церкви - пособника гитлеровцев как репрессию против
национального движения и борцов со Сталиным, хотя роль и деяния бандеровцев
полностью повторяли феномен униатов на австрийской службе в 1912-1914 годах.
Убийственный диагноз поставил москвофобии историк зарубежья Н.Ульянов:
"Когда-то считалось само собой разумеющимся, что национальная сущность
народа лучше всего выражается той партией, что стоит во главе
националистического движения. Ныне украинское самостийничество дает образец
величайшей ненависти ко “чтимым и наиболее древним традициям и культурным
ценностям малороссийского народа: оно подвергло гонению церковно-славянский
язык, утвердившийся на Руси со времен принятия христианства” и “на общерусский
литературный язык, лежавший в течение тысячи лет в основе письменности всех
частей Киевского государства, меняет культурно-историческую терминологию,
традиционные оценки героев и событий”. “Все это означает не понимание и
утверждение, а искоренение национальной души. Именно национальной базы не
хватало украинскому самостийничеству”. “Оно всегда выглядело движением
ненародным, ненациональным, вследствие чего страдало комплексом неполноценности
и до сих пор не может выйти из стадии самоутверждения”. “Для украинских
самостийников главной заботой все еще остается доказать отличие украинца от
русского”, “мысль до сих пор работает над созданием антропологических,
этнографических и лингвистических теорий, долженствующих лишить русских и
украинцев…родства между собой. Сначала их объявили "двумя русскими
народностями" (Костомаров), потом двумя разными славянскими народами, а
позже возникли теории, по которым славянское происхождение оставлено только за
украинцами” “Обилие теорий, и лихорадочное…обособление от России, и выработка
нового литературного языка не могут…не зарождать подозрения в искусственности”.
Тем не менее, к концу ХХ века самоидентификация украинцев как нации
есть реальность. Таково самосознание и тех миллионов, что действительно
дружественно настроены к России. Бесполезны и деструктивны, поэтому, попытки
некоторых кругов политически навязывать иное, вместо того, чтобы, зная
смыслообразующее ядро переориентации Украины на Запад, противопоставить
антимосковитству конкурентоспособную историческую идеологию сотрудничества.
Идея интернационального братства в коммунистическом союзе таковой альтернативой
себя не оправдала.
И сегодня униатство объявляет себя единственной воинствующей
"крестоносной" церковью "украинского возрождения" (Дм.
Корчинский) с целью сокрушить православие и общерусское мировоззрение
мало-россов и бело-россов. Процесс раздвоения уже затронул Православие, бывшее
главным духовным препятствием отрыва Украины. Еще Вл. Винниченко писал: “Именно
православие завело Украину под власть Московских Царей. Необходимо декретом
запретить его и ввести унию, митрополитом поставить Шептицкого”. Отречение от
общеправославной судьбы позволяет обосновывать историческую логику не только
отдельного от России, но ориентированного стратегически и духовно на Запад
развития Украины. Но с историософской точки зрения разъединение триединого
русского православного ядра, цивилизационный отрыв Киева от Москвы - есть
поражение православия и славян в результате многовекового наступления латинства
на православие. В этом апостасийном явлении отпадение Киева как живого звена
связи Москвы и Царьграда, еще более подчеркивает роль Москвы как носительницы
византийской преемственности.
РПЦ после распада страны оставалась единственной структурой,
соединяющей в духовной сфере бывшую единую общность. Зависимые финансово,
выходящие из-под жесткого контроля государства церковные структуры оказались
перед давлением уже другого свойства: политические группировки у власти в новых
государствах начали использовать свои законодательные и финансовые возможности
для привлечения духовенства к осуществлению своих политических и
геополитических планов. Сюда же направились субсидии и участие государственных
интересов и антиправославных сил из-за рубежа. Католические фонды (Кirche in
Not, ФРГ) оплачивают возведение храмов и образование в престижном “Коллегиум-руссикум”
(Ватикан). Сейчас УГКЦ создала 3301 мельчайший приход, 60 уч. заведений, 64
издания. Практикующими греко-католиками является костяк антирусской
интеллигенции. Цель УГКЦ - создание “Украинской Поместной Церкви Киевского
Патриархата” в юрисдикции Римского папы. В нее должны войти и православные, и
раскольники, и УГКЦ. Этой же цели подчинена религиозная политика официальной
Украины. Под давлением таких смешанных интересов произошел раскол православия
на Украине.
Сейчас на Украине действуют – никем не признанная “украинская
автокефальная церковь”, основанная Петлюрой и поощрявшаяся большевиками как
“обновленческая; раскольничий “киевский патриархат”, возглавляемый непризнанным
и извергнутым из сана и анафематствованным Филаретом, совершившим раскол под прямым
давлением Л.Кравчука, который, по данным Институа диаспоры и интеграции, якобы
даже перевел на его счета деньги КПУ, использованные Филаретом на
финансирование УНА-УНСО. Еще одна очень малочисленная – УПЦ
Константинопольского патриархата базируется в США, создана группой эмигрантов,
отличается крайним криптокатолицизмом и начинает свою деятельность на Украине,
так как имеет некоторую легитимность. Но подавляющее число верующих осталось
верными УПЦ Московского патриархата и весьма активно выступает против расколов
и за четкую пророссийскую позицию Украины. Несмотря на это униаты и раскольники
пользуются вниманием Ватикана и Запада. З.Бжезинский, который не раз
предостерегал, что именно с Украиной без всего остального Россия опять станет
империей, и М.Олбрайт наносили визит извергнутому Филарету. Это неудивительно,
ибо положение на Украине, соотношение и значимость антикоммунистических и
антирусских настроений всегда были объектом пристального внимания американской
политики и спецслужб.
В документе ЦРУ от 4 марта 1958 года, посвященном оценке внутренней
прочности “режима китайско – советского блока”, анализируются потенциальные
оппозиционные настроения и структуры, которые можно было бы использовать в
случае всеобщей войны, вероятность которой в этих документах неизменно
оценивается как существенная. Выводы с этой точки зрения в целом неутешительны,
подчеркивается, что в целом имеющееся сопротивление носит скорее
“антикоммунистический, нежели антирусский характер” и в случае потенциальной
войны “большинство украинских солдат будут яростно сражаться на русской
стороне”, а “украинское диссидентство вряд ли решилось бы на сопротивление
советскому режиму, если бы только не было совершенно уверенно в том, что СССР
проиграет войну”. Сопоставляя антирусский и антисоветский потенциал, документ
отмечает, что соответствующие настроения и активность сохраняются в западных
областях Украины и проводятся в основном интеллигенцией, “сопротивляющейся
русификации”. В связи с недавним подавлением венгерского мятежа, отмечено
отсутствие на Украине какого-либо “сочувствия” к мятежникам. Тем не менее,
документ выражает “надежду”, что украинский “национализм можно было бы
поддержать живым, чтобы он послужил основой для свободной Украины в будущем”. В
пункте 13 “приложения С” делается вывод, почти рекомендация по стилю изложения,
что “оппозицию советскому режиму можно было бы естественно канализировать в
требования расчленения СССР”.
Пассионарность униатов, являющихся источником идеологии москвофобии на
Украине, обусловлена и тем, что Галиция не знала принудительной атеизации в
таких сроках и мерах, как МалоРоссия, НовоРоссия и Таврия, тогда как
православной малороссийской интеллигенции, стоящей на позициях общерусского
единства, был нанесен колоссальный удар с разных сторон в 20 - 30е, и 60-е
годы. Русскооязычные промышленные регионы Новороссии - самые атеизированные,
обывательские и не способны сформулировать идейную альтернативу, которая стала
бы в начале 90-х годов адекватным ответом на “галицийский вызов”, основанный на
извращении истории. Идея реставрации СССР, таким ответом не являлась. Именно
отречение от общерусской и общеправославной судьбы позволяет обосновывать
историческую логику не только отдельного от России, но ориентированного
стратегически и духовно на Запад развития Украины. За членство в НАТО ратуют
все униатские лидеры УНА-УНСО, и верно замечание К.Мяло, что прославление
сейчас на Украине Мазепы объясняется не только его союзом с геополитическим
противником России Карлом XII, но и апофеозом в период его гетманства
латино-могилянской школы.
Официальный Киев в дипломатической риторике говорит о равных
добрососедских отношениях с Россией и со всеми другими государствами, что
говорит о не-российском векторе государственной доктрины страны, где более
трети населения - русские, а более половины считает русский язык родным. Рада
отказалась в 1996 году придать русскому языку статус государственного даже в
Новороссии и в Крыму - на землях, которые никакого отношения не имели к
Чигиринской республике Б.Хмельницкого, воссоединившейся с Россией в 1654 году,
а также в переписывании истории под углом зрения многовековой борьбы Украины с
имперской угнетательницей Россией. Мазепинщина как историческая идеология
преподается в школах, но в свое время из 16 епископов, анафематствовавших
Мазепу, 14 были малороссами.
Украина, взяв на себя роль ликвидатора СССР, провозгласила себя и
“учредителем” СНГ. Однако, Украина так и не стала настоящим членом СНГ - она не
подписала Устав СНГ и Договор о коллективной безопасности. С самого начала именно
позиция Украины вела к тому, чтобы не сохранились не только единые вооруженные
силы, но даже не было бы “объединенных”. Политика Украины в целом за истекшее
десятилетие была нацелена на то, чтобы СНГ как структура, удерживающая
военно-стратегический и геополитический ареал исторического государства
российского, стала номинальной. Украина приняла участие в оформлении соглашения
ГУАМ, получившего название по первым буквам названий составляющих его членов –
Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы. Это региональное объединение без
России стран Черноморско-Каспийского бассейна – важнейшего стратегического
региона, созданного в противовес СНГ государствами, открыто заигрывающими с
НАТО, США и Турцией, откровенно проявляющей идеи исторического реванша.
Украина подписала Хартию Украина - НАТО, где содержится формулировка о
стратегической цели Украины - интеграции в “атлантические структуры”.
Ратификация Договора России с Украиной сняла ряд объективных препятствий для
вступления ее в НАТО, так как формально, хотя и в формулировках, позволяющих
двусмысленное толкование, признала сегодняшние границы Украины. Сразу после
подписания этого договора (до ратификации), символизировавшего уход России с
Черного моря, были назначены там совместные маневры с НАТО “Си-Бриз”, первоначальный
сценарий которых предполагал отработку защиты целостности Украины от
посягательств иностранной державы, а именно отторжения Крыма “соседней
державой”.
По всем канонам оценки статуса международного договора Договор между
Россией и Украиной, ратифицированный в 1999 году, не удовлетворяет признакам
“договора о дружбе”. В нем отсутствует самый главный для сегодняшней ситуации
пункт - обязательство не вступать в блоки и союзы, враждебные друг другу и не
допускать на свои территории вооруженные силы третьих держав. Вскоре
Председатель Совета по национальной безопасности Украины заявил свое мнение о
будущем Украины: “НАТО не должна оставить бывшие республики СССР один на один
со своей безопасностью”. Последовавшие контакты с НАТО подтвердили эту устойчивую
тенденцию в политике Украины, которая особенно укрепилась после выборов
президента и последовавшего парламентского переворота, когда вопреки регламенту
оппозиция была отстранена от принятия решений.
Эти события подхлестнули не только “атлантическую”, но и пророссийскую
тенденцию. Поэтому Украина - объект приложения колоссальных политических,
финансовых усилий и “демократических” ухаживаний США. США самым пристальным
образом контролировали ситуацию и перипетии с проблемой автономии Крыма и
статусом Севастополя. Еще до разгрома Киевом пророссийских крымских
государственных структур сформулировали с завидной жесткостью свою позицию:
Вашингтон непременно должен быть четвертым участником, если к диалогу Крыма и
Украины присоединяется Россия. "Неовильсонианская политика"
действовала по пункту VI Программы Вильсона, подчеркивая “иностранный” статус
Черноморского Флота. Но Шестой флот США, нарушая Конвенцию о Черноморских
проливах, многократно входит в Черное море. Британский министр обороны М.Ривкин
заявлял, что вовлечение Украины в партнерство с НАТО должно стать логическим
завершением распада СССР. Конгресс США перенацелил стратегию финансирования на
Киев, чтобы предупредить всеми средствами любые интеграционные тенденции с
Россией, которая вместе с Украиной стала бы опять “империей“, то есть
супердержавой.
С геополитической точки зрения - православная Украина уже оказывается
зажатой в знакомые исторические тиски между "латинской" Галицией, и
крымскими татарами, поощряемыми из Львова и Стамбула, из которых она вырвалась
однажды только через Переяславскую Раду. Но осуществить полное геополитическое
и духовное разъединение русских и украинцев - эту давнюю цель, не раз
откровенно сформулированную З.Бжезинским, можно лишь вытеснив Россию из Крыма и
Севастополя, что будет и окончательным решением Восточного вопроса с поражением
России и славянства. Это прекрасно понимали в XIX веке - от поэта Н.Державина,
до героев Севастопольской обороны и канцлера А.М.Горчакова. Его двухсотлетие
Россия отметила пышными речами министра иностранных дел и договором с Украиной
- отречением от Крыма и Севастополя, что выглядело почти фарсом - ибо именно
черноморские позици России и отмена унизительных последствий Крымского
поражения были делом жизни блистательного русского дипломата.
Князь Горчаков согласился принять пост министра иностранных дел лишь
после окончания всех процедур по заключению Парижского мира с тем, чтобы не
ставить свою подпись под этим позоpным, по его мнению, договором. Горчаков
начинал многолетнюю титаническую дипломатическую работу, понимая, что
восстановление статуса полноценной Черноморской державы - это борьба за
результаты полуторавековой работы России на Юге и непременное условие
исторического существования России как великой державы. Вскоре прозвучали знаменитые
слова Горчакова, декларировавшие в присущей тому времени форме новую
внешнеполитическую ориентацию России - сдержанность и неучастие в европейских
делах кроме прямо затрагивающих Россию. Такая стратегия была основана на
собственных интересах и возможностях, нецелесообразности для России в ее
положении поддерживать систему международных отношений, заложенную в 1815 году:
“Император решил... сосредоточить на развитии внутренних ресурсов страны свою
деятельность, которая будет направляться на внешние дела лишь тогда, когда
положительные интересы России потребуют этого безоговорочно. Россию упрекают в
том, что она изолируется и молчит... Говорят, Россия дуется. Россия не дуется.
Россия сосредоточивается”.
Поводом для дипломатического заявления о принципах внешней политики
России стали настойчивые попытки Англии и Франции вовлечь Россию в
многосторонние политические демарши и оказание давления на внутренние дела в
Неаполитанском королевстве. Как видно, сегодняшние усилия Запада втянуть Россию
в чуждые ей комбинации, связать ее политическую волю и заставить подпевать
хором атлантическому солисту не новы. Когда Россия в ущерб себе камуфлировала
диктат США и НАТО “согласованной позицией мирового сообщества” в ситуации с
Ираком, с Югославией, новизна - лишь в неспособности противостоять нажиму.
Поражение в Крымской войне лишило Россию флота и укреплений на Черном море, но
не смогло уничтожить ее государственную волю. Через четырнадцать лет
сосредоточения и напряжения этой национально-государственной воли и искуснейшей
дипломатии знаменитый циркуляр 1870г. Горчакова без единого выстрела вернул
России ее утерянные права. Россия не считала себя более связанной условиями
Парижского мира и объявляла об этом всей Европе. Впоследствии Горчаков
утверждал, что даже готов был уйти в отставку, если только решительный шаг был
бы отложен: “Я охотно пожертвовал бы собою... Меня не могли бы обвинить ни в
чем, кроме того, что я поставил превыше всего честь моего отечества”.
Сегодня утрата Севастополя и Крыма имеет уже драматические последствия
и для России, и для всего восточнохристианского мира, Средиземноморья и Балкан,
угрожающие безвозвратным концом ее роли мировой державы и распада самой России
в случае пожара уже на всем Кавказе и агонии ее южных территорий, ибо Кавказ и
Крым геополитически всегда были абсолютно неразрывно связаны и опирались на
российские позиции на Черном море. Если бы Россия не сдала Севастополь, Чечня
была бы невозможна, как и претензии спешно переселяемых на турецкие деньги
крымских татар. Не был бы возможен мятеж косовских албанцев, поддержанный
Западом - этот второй после Чечни (явно тщательно подготовленный и
скоординированный по всем Балканам) акт драмы на поствизантийском пространстве.
На этом фоне ратификация Договора о Дружбе с Украиной, проведенная в
значительном мере московскими коммунистами в угоду их украинским товарищам,
нанесла колоссальный ущерб позициям России и открыла дорогу Украине в НАТО. Все
это весьма противоречило самой официальной позиции России, неоднократно
выраженной Президентом, премьер-министром и министром иностранных дел:
расширение НАТО на Восток даже за счет восточноевропейских государств
противоречит национальным интересам России. Подписание договора о дружбе с
государством, чья стратегическая цель - интеграция в те самые атлантические
структуры, расширение которых противоречит официально объявленным интересам
России, по крайней мере непонятно. Этот Договор не удовлетворяет статусу
Договора о дружбе, так как не несет обязательств не проводить недружественную
политику.
Учитывая, что условием вступления в НАТО новых государств является
отсутствие территориальных споров и разногласий с другими государствами, а
процесс территориального размежевания между Россией и Украиной юридически не
завершен, так как отсутствуют легитимные юридические акты, обосновывающие
сегодняшнее статус-кво, указанный договор, признающий границы нынешней Украины,
снял препоны для вступления Украины в НАТО, при этом не налагая никаких
обязательств. Пока этот Договор был не ратифицирован, имели огромный вес документы,
в которых признана незаконной и оформленной с нарушением законодательства
передача Крыма Украине в 1954 году. (Постановление Верховного Совета РФ от 21
мая 1992 г.), а также Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 29 октября
1948 г. о выводе Севастополя из Крымской области и Указ Верховного Совета РФ от
9 июля 1993 "О статусе г. Севастополя".) Указом Президента России от
22 октября 1993 года все постановления ВС РСФСР, принятые до 21 октября 1993
года, сохраняют свою силу.
Очевидно, что даже при отсутствии действий по реализации этих
постановлений, даже при фактическом уважении сложившегося статус-кво, как дело
обстояло по доброй воле России все эти годы, одно наличие этих документов
является сдерживающим инструментом и препятствием для очевидного стремления
Украины вступить в НАТО. Договор под таким названием, по крайней мере должен
был содержать взаимные обязательства не всупать в блоки и союзы, враждебные
друг другу и не допускать вооруженные силы третьих держав на свои территории. В
случае с Украиной эти судьбоносные противоречия развиваются в не менее
драматическом геополитическом и международном контексте.
Белоруссия
На пути определенных стратегических и идеологических устремлений Запада
остается ряд серьезных препятствий. Прежде всего, это Белоруссия, настроенная
сугубо “антиатлантически”, а также цивилизационно самодостаточная без
внутренней антиномии, в массе населения демонстративно равнодушная к Западу со
всем его идейным багажом, что вызывает бойкот и истерическую травлю. Также и Приднестровье
стало после ухода руских кораблей из Измаила единственной точкой опоры России
на дунайско-Балканском направлении.
Союз с Белоруссией вызывает буквально трепет у стратегов нового
атлантического “Grobraum” и у их московских и минских сторонников. В России
причины носят в большой степени мировоззренческий характер. Значительная часть
политической элиты России после марксизма легко приняла западноевропейский
либерализм, в котором, как и в марксизме, нация не является субъектом истории
(в марксизме это класс, в либерализме - это индивид). Ценность национального
единства второстепенна в сравнении с идеологией “где хорошо там и отечество”,
поэтому расчленение общерусского древа, численное сокращение нации не ощущается
этими кругами как историческая и национальная драма. Это относится и к узкому
откровенно проамериканскому кругу, и к многочисленным “прекраснодушным”
либералам, не чуждым идеи сильной России. Их объединяет однако, стремление
изменить цивилизационную суть русского сознания, через “привитие в России
западных ценностей”, несмотря на то, что Россия не есть часть
западноевропейской цивилизации, взращенной на рационалистической философии
Декарта, идейном багаже Французской революции и протестантской этике мотиваций
к труду и богатству.
Объединение России и Белоруссии делает эту цель мало осуществимой,
причем совсем не в связи с личностью и политикой нынешнего президента
Белоруссии. Отставание Белоруссии в “реформах” и “антидемократизм” ее лидеров
не могут затормозить процессы в огромной России или повлиять на Москву. Но к
нынешним русским добавятся 12 миллионов славян, гораздо меньше
вестернизированных духовно, и, главное, свободных от комплекса неполноценности
по отношению к Западу и всему его идейному багажу, который свойствен
российскому истэблишменту и значительной части обывателей. Россия станет как
никогда однородно-национальной (более 90% россов), что весьма беспокоит лидеров
тюркских субъектов, приветствующих “неоевразийство” России с его измененным
вектором развития от “славяно-тюркской” к “тюрко-славянской” доминанте. Россия
также восстанавливает то самое ядро, которое все противники союза хотели бы
изменить, - ядро, определяющее культурно-исторический тип исторической
российской государственности.
Становясь при этом геополитически более самодостаточной, Москва
уменьшает свою уязвимость по отношению к Западу, обретая объективный потенциал
к большей самостоятельности как субъект мировой истории в тот самый момент,
когда Запад прилагает невиданные усилия, чтобы утвердить лишь для себя право на
историческую инициативу. Поэтому причина противодействия не в президенте - это
предлог, не в экономических различиях, которые дело технического урегулирования
(немцев они не остановили). Но с точки зрения геополитических позиций России по
отношению к явленным устремлениям Запада - объединение России и Белоруссии –
сейчас самое серьезное препятствие на пути передела мира, камень преткновения и
на пути Балто-Черноморской унии, проекта антиправославных сил XVI века, который
вновь реанимирован сегодня. Движение к воссоединению России и Белоруссии – это
возможность продемонстрировать самостоятельную национально-государственную
волю, восстановить утраченные геополитические позиции и рычаги противодействия
военно-стратегическому давлению.
Картина противодействия союзу в Белоруссии имеет свои нюансы. Здесь
противодействие оказывается весьма узкой частью столичного населения и носит, с
точки зрения национального консенсуса, поверхностный характер. В Белоруссии,
которая помнит вечные бесчинства католической Польши на оккупированных
православных землях и в ХХ веке, нет серьезного раздвоения общенационального
сознания, которое приходится констатировать на Украине. Белоруссия была
полигоном атеизма, и погром Православной церкви здесь достиг беспрецедентного
размаха, когда к 1988 году осталось лишь 50 приходов. За 10 последних лет их
число выросло до 1050. Атеизированная интеллигенция в значительной части своей
придерживается прозападных настроений, но по сравнению с Украиной в Белоруссии
нет своего “галицийского феномена”, нет особого этно-культурного и
географического прозападного анклава. Однако, противостояние также питается
цивилизационной раздвоенностью между православием и католицизмом – польским по
всем признакам и финансированию - Архиепископ Казимир Свэнтек и две трети
епископов – поляки, богословская и образовательная подготовка – в Польше, где
находятся и две радиостанции. Показателен конфессиональный состав противников
союза: С.Шушкевич, М.Гриб, С.Богданкевич – католики, лидер Народного Фронта
З.Позняк – униат.
Хотя “антитоталитарные” и “антипрезидентские” мотивы белорусской
оппозиции выставляются в России как главные, отсутствует всякая логика в
попытках обосновать отказ от объединения якобы антидемократическим характером
сегодняшней Белоруссии и ее президента. Именно объединение с “демократической”
Россией, безусловно, дает шанс серьезно повлиять в этом же направлении на
маленькую Белоруссию, но никак не наоборот. Практически скрыт тот факт, что
настроения немногочисленных, но активно поддерживаемых Западом и украинскими
УНА-УНСО противников союза с Россией в Белоруссии носят исключительно
антироссийский характер. Основные идейные клише в ходе не только митингов, но и
научных конференций – это не лозунги за демократию (Россия в этой области явно
впереди), это призывы дистанцироваться от России и делать все, что ей во вред и
на пользу ее сегодняшним геополитическим соперникам. К.Мяло выяснила, что на
фоне обвинений властей Белоруссии в “фашизме”, именно белорусский Народный
фронт и особенно его молодежная организация “Маладой фронт” открыто взяли за
основу документы организаций, действовавших на территории оккупированной
Белоруссии, в частности “Союза беларускай моладзi”, аналога “гитлерюгенд”.
Уже стало очевидным, что наиболее серьезным фактором укрепления сильного,
интеллектуально конкурентоспособного общественно-политического вектора
пророссийского характера, важного в любых обстоятельствах, как при успехе, так
и параличе объединения, является не ностальгия по коммунистическому СССР, а
возрождение затоптанного в годы социализма мировоззрения “западнорусского
москвофильства” интеллигенции Белой Руси прошлых веков. Можно только
согласиться с исследователем К.Фроловым в его оценке как перспективного
направления изучения наследия философа, богослова и историка М.О.Кояловича.
Вокруг этого начинают объединяться и православное общественное движение, и
главное, преподавательские и академические корпорации пророссийской ориентации,
центром которых становится Богословский факультет Европейского Государственного
Университета в Минске и др.
Молдавия
Раскол Молдавии при достаточно “советском” колере общественной риторики
Приднестровья ярко отражает идейную, культурную и геополитическую борьбу за
поствизантийское пространство, в которой латинский вектор олицетворен
Кишиневом, а православно-славянский – Тирасполем. Это отразилось сразу в борьбе
алфавитов. К сожалению, этому феномену и смыслу борьбы не было придано никакого
значения в парадигме “демократия – тоталитаризм”, сменившей клише “коммунизм –
капитализм”. Но перевод молдавского языка с кириллицы на латиницу и
переименование его на румынский язык символизировал и запрограммировал
изменение культурной ориентации целого региона устойчивого
славянско-православного влияния. Кириллическая графика молдавского языка – это
его древнейшая графика, а не искусственное насаждение “тоталитаризма” или
русификации. Это графика богослужебных книг и государственных актов Молдавского
княжества до османского ига, сохраненная во всех исторических перипетиях и
поэтому отказ от нее Молдовы и сохранение Приднестровьем символичен.
Процесс отчуждения от России в Молдавии также как и на Украине
воплотился в исторической идеологии, меньше всего отражающей отношение к фактам
истории и идеологиям ХХ века (событиям 1940 года, когда СССР принудил румынское
правительство официально подписать возвращение Южной Бесарабии, аннексированной
Румынией в 1918 года, неоднократное перекраивание территорий в этом регионе).
Политическая эксплуатация этих событий давно истратила свой потенциал не только
потому, что апелляция к молдавской государственности 1918 г. и осуждение пакта
Молотова – Риббентропа в качестве главной основы выхода Молдавии из СССР, дало
безупречное юридическое право Приднестровью не следовать за Кишиневом, но и
потому, что параметры переосмысления исторического вектора гораздо шире.
В западной исторической мысли заложено еще Гегелем в его “Философии
истории”, где лишь западные народы наделены ролью всемирно-исторических и
способных “свободно творить в мире на основе субъективного сознания. В той или
иной степени с большим или меньшим нигилизмом это демонстрируют Т.Моммзен, Ж.
де Местр, А.Тойнби. Один из крупнейших архитекторов габсбургской внешней
политики и идеологии в отношении православных соседей немцев и венгров министр
Б.Каллаи прямо указывает на противоборство духа Запада и духа Востока как
цивилизованного и варварских миров, границы которого “теряются в нижнем течение
Дуная и возле Адриатического моря, имея в виду границу византийского
православного пространства. К.Мяло блестяще проследила как молдавская
постсоветская “историософия” интерпретирует историю края в русле западного
дуалистического историзма. В Молдавии пролегла граница, далее которой не смогла
продвинуться Римская империя, и здесь, как считалось, император Траян,
победитель даков возвел знаменитые “лимы” - укрепления на Дунае на стыке
“цивилизованного Рима” и “варварской Скифии”. К.Мяло отмечает, что последние
раскопки заставляют усомниться в происхождении этих стен и дают больше
оснований полагать, что здесь именно славяне возвели укрепления против римлян,
но в Кишиневе быстро подхватили западную трактовку Траянова вала именно как
фрагмента “Китайской стены западного мира”. На смену латино-скифскому
противостоянию в исторической идеологии пришло противостояние латино –
славянское” с акцентом именно на противопоставлении славянству, поскольку
румыны и молдаване – православные.
Румыния после некоторого сбалансирования своей государственной
стратегии тем не менее в области исторической идеологии явно проявляет интерес
к идее территориального расширения, который уже привел в ХХ веке к попыткам
захватов в арьергарде интервенции Антанты и гитлеровского рейха, а сегодня
проявляется по отношению к “проблеме влахов” в Югославии и к Молдавии. Это
имеет также исторические корни, когда еще в годы федерализации исторического
государства Российского и провозглашения Молдавской республики в Бухаресте
раздавались радостные оценки, что сам факт национально-территориального деления
обещает в длительной исторической перспективе претендовать на присоединение к
Румынии выделенного из единого тела России квазигосударственного образования.
На всех международных исторических конгрессах румынские делегации с нарастающей
настойчивостью поднимают вопрос о противоправности положений Берлинского
трактата 1878 года и обмена Добруджи на Бессарабию, чтобы оправдывать оккупацию
Бессарабии в 1918 г. и обосновать “незаконность” возвращения румынским
правительством Южной Бессарабии в 1941 году. С подобными трактовками на крупных
международных исторических конгрессах выступал бывший зам. министра иностранных
дел социалистической Румынии, ныне директор Института международных отношений
Василе Сандру.
Очевидным отражением геополитических устремлений совершенно земных
государственных интересов является активная и совершенно противоправная с точки
зрения церковно-канонического права деятельность Румынской православной церкви
по созданию приходов на территории Молдавии - многовековой канонической
территории Русской Православной Церкви. Как и во всех новых государствах, где
вера становится объектом политики, активность проявляет Ватикан. Именно в
Румынию римский понтифик совершил первый визит на поствизантийское
пространство, которое становится объектом не только геополитического, но и
духовного соперничества.
С 1991 года Румынский патриархат пытается охватить и подчинить
территорию Молдавии. В начале 90 годов Бухарест объявил о создании на
территории Молдавии своей бессарабской митрополии. К инспирированному расколу
присоединился лишь один молдавский епископ Бельский Петр (Пэдурару). Несмотря
на титанические усилия, результаты пока ничтожны, поскольку преобладание
Русской Православной Церкви в Молдавии не случайно, а имеет глубокие
исторические корни. Еще в XVIII в. в результате антицерковной политики Петра I,
Анны Иоанновны и Екатерины Молдавия стала местом эмиграции русского ученого
монашества, выдающимся представителем которого был преп. Паисий Величковский,
основавший там целые научно-богословские центры. Румынская Церковь не имеет
влияния над православными Молдавии, тем более, она представляет крайний
экуменизм, что категорически не приемлет большинство верующих. Но именно эта
линия на вытеснение Русской Православной Церкви пользовалась поддержкой
государственных структур, что было особенно ясно в годы эйфории идей
присоединения к Румынии.
Приднестровье занимает особое место в истории постсоветского периода.
Явление Приднестровья, отметившего свой десятилетний юбилей, опровергло многие
политологические доктрины о всеобщем отторжении России всеми ранее входящими в
нее народами. Пример, впрочем, отнюдь не единственный, но тем более
впечатляющий, что народ левобережья Днестра как нигде многонационален –
молдаване, русские, украинцы, гагаузы, турки, евреи, но ощущает себя частью
общероссийской истории. Поскольку Молдова объявила о независимости, связав ее с
ликвидацией последствий пакта Молотова-Риббентропа, Приднестровье, которое в
течение двухсот лет постоянно в составе России и в судьбе Бессарабии ХХ века не
участвовало, получило возможность провести безупречные юридические процедуры
для провозглашения своей государственности, которая в силу обстоятельств не
была принята де-юре, но де-факто реализовалась. Из всех “несогласных” с
навязанной им судьбой в декабре 1991 года – Юж. Осетия, Абхазия, Крым –
Приднестровье единственное состоявшееся образование, которое достаточно успешно
развивается экономически, несмотря на отсутствие западных кредитов и всякой
помощи России, и внутренне стабильно.
Позиция России в силу уже необратимой общей концепции в отношении новых
государств и собственных деклараций исходит из территориальной целостности
Молдовы. Этот подход Москва повторяет постоянно, ища взамен от властей Молдовы
обещание не вступать в НАТО, однако, показав в свое время косвенным образом,
что не допустит силового решения проблемы. Пока Россия сохраняет верность своим
обязательствам, и в Кишиневе, перестают питать надежды на ликвидацию
“государства в государстве” и ищут пути оформления этого феномена на
компромиссной основе. Однако решения Стамбульского саммита о корректировке
фланговых конфигураций, решение вывести российские войска из Приднестровья к
концу 2001 года, может иметь серьезные последствия и не применет породить
изменение позиции Кишинева.
Грузия
Подобные явления и процессы можно проследить в Грузии и в начале
перестройки и в Армении, где к концу 90 годов эта тенденция ослабела. Грузия и
Армения в отличие от большинства других республик, созданных доктриной, но не
историей, имели древнюю и длительную национальную государственность, древнюю
письменность и культуру. Это нации, принявшие христианство за несколько веков
до русских, а Армения вообще является первым провозглашенным христианским
государством. Тем не менее национальное самосознание этих народов было
христианско-традиционалистским и вполне вписывалось в классическую имперскую
государственную идеологию. Добросовестные исследователи “подъема национализма в
СССР” признают, что “только в XIX веке представители национальной интеллигенции
смогли сконструировать весомое ощущение исторического прошлого, которое смогло
бы поддержать претензии на независимость”. Р.Г.Сьюни признает, что национальные
интеллектуалы и активисты Грузии и Армении заимствовали у Европы после
Французской революции идеологию политического национализма, “что позволило им
сформулировать свои политические и национальные представления на основе их
собственного прочтения прошлого. “Новые воображаемые общины” сконструированные
на базе этнических культур и языков, возникли на Кавказе и западных пограничных
землях, но масса крестьянского населения, которая составляла большинство
национальных общин лишь с большим трудом воспринимала их идею”.
Философской сутью “национальной идеологии” было не что иное, как
окрашенный в национальное возрождение либерализм, подобный тому, что развивался
“угольщиками” в “Молодой Италии”, Молодой Испании” и т.д., и который прекрасно
подходит для разрушения христианских империй, но в историческом итоге обрекает
все нации на униформацию по знакомой формуле: культура - национальная по форме,
либеральная по содержанию”. Лидеры меньшевистских правительств почти во всех
будущих советских республиках были масонами – Винниченко, Гегечгори.
В оценках ЦРУ времен холодной войны антирусским настроениям в
Закавказье уделено немало места, хотя и подчеркнуто, что несмотря на их
равномерную фиксацию во всех слоях и местах, они проявляются аморфно и не
воплощаются в конкретные формы активности. Примечательно, что все немногие
конкретные проявления иллюстрированы на примере Грузии. Подмечено, что
“элементы недовольства”, присущие всем коренным народам этого региона”, “не
сплачивают их”, а наоборот, как и “прочие факторы, разделяют грузин, армян и
азербайджанцев”. “Неславянское происхождение, отличные языки, принятие
христианства за несколько веков до русских, а также другое культурное наследие
побуждают грузин и армян смотреть на русских как на вторгшихся пришельцев.
Помощь, оказанная царским режимом в критические периоды их истории, не
устранила эти настроения”. Поскольку при анализе подобных проблем в СССР, ЦРУ
взвешивает их с точки зрения их использования в возможной войне, каждая
разработка сопровождается пунктом, оценивающим потенциальное отношение к вводу
иностранных войск и их этничности: “кроме немцев, которые могут встретить
враждебное отношение… только турки могут вызвать отторжение армян; резня армян
конца 1890 годов и в годы первой мировой войны все еще не забыта".
Сегодня в Грузии идеология исторической мысли и государственной
доктрины пересмотрена в духе борьбы за независимость от России, которая, якобы
уничтожила грузинскую государственность, хотя должна была принять ее под корону
лишь для того, чтобы защищать своим оружием от персов и турок. Именно с Турцией
– своим историческим поработителем Грузия нарочито заигрывает, игнорируя явные
симптомы исторического реванша последней. Все это окончательно рушит
распространенные в советское время, да и ранее иллюзии о том, что православная
Грузия всегда была особенно верной духовной союзницей, что, по-видимому,
навеяно романтическим и героическим образом князя П.И. Багратиона, отдавшего
жизнь за Москву.
Однако, еще А.И.Деникин в “Очерках русской смуты” писал о неожиданно
глубоких антирусских настроениях грузинской интеллигенции в годы революции и
гражданской войны. Уже тогда меньшевистское правительство Грузии немедленно
начало налаживать отношения именно с европейскими геополитическими противниками
России – тогда австро-германским блоком и заключило Потийское соглашение с
кайзеровской Германией, которая уже оккупировала всю Украину, Прибалтику.
Грузия сегодня последовательно демонстрирует отчуждение от России в своей
внешнеполитической идеологии. Примечательно, что Папа совершил туда визит по
личному приглашению Э.Шеварднадзе, который буквально навязал Грузинской
Патриархии этот визит, несмотря на многочисленные протесты верующих.
На политику Грузии оказывает серьезное воздействие изначальный и не
обещающий в существующем контексте мира конфликт с Абхазией, которая, предвидя
объективное стремление Грузии ассимилировать ее, проявила отчетливый
пророссийский вектор. Закономерности межнациональных отношений таковы, что
малый народ всегда опасается гегемонистских устремлений среднего и тяготеет к
большому. Однако одной из причин абхазо-грузинского антагонизма является и
историческая перспектива полного отхода Грузии от России. На территории Абхазии
сложная церковная обстановка. Сила конфликта была так велика, что Абхазию
покинули грузинский епископ и все священники-грузины и осталась Русская
Православная Церковь. Большую роль в сохранении духовной близости абхазов с
Россией играет Ново-Афонский монастырь, основанный русскими, и всегда бывший
русским. Похожая ситуация в Южной Осетии, которую Грузинская Церковь оставила
во время конфликта. В конституции Южной Осетии православие объявлено
государственной религией, окормление верующих осуществляется через патриаршее
подворье РПЦ в Цхинвале.
Буферная роль России, которая признает территориальную целостность
Грузии, но не дает условий для уничтожения абхазской самостоятельности,
подогревает в Тбилиси антироссийскую реакцию. Постоянным источником позиционной
дипломатической “войны” становится пребывание российских баз на Черном море,
которые Россия не может потерять, не разрушив окончательно многовековой баланс
в этом регионе. Неопровержимые свидетельства косвенного пособничества чеченским
террористам также говорят о том, что Тбилиси серьезно играет против России,
ожидая дивидендов от Запада, а также добиваясь обмена чеченской карты на
абхазскую. Такая стратегия находится в очевидном полном согласии с желаниями
США и Запада интернационализировать все конфликты на постсоветском
пространстве, а также не позволить России полностью уничтожить мятежное
террористическое образование не ее территории. Президент Грузии, по-видимому,
рассматривался Западом и как возможный непосредственный проводник этой схемы,
так как осторожно попробовал заявлять, что намерен выступить посредником в
“переговорном процессе между Россией и Чечней”, как если бы Чечня не была
Россией.
В НАТО уделяют большое внимание Грузии, справедливо считая ее
прозападную ориентацию стабильной, а самого Шеварднадзе из всех лидеров СНГ
опорой атлантической стратегии в Черном море. Грузию постоянно посещают с
рабочими визитами функционеры и военные чины НАТО, так в сентябре 1999 года там
побывал командующий юго-восточного направления НАТО Т.Акбаш. Бывший министр
обороны У.Коэн выражал своему грузинскому коллеге Д.Тевтадзе “готовность США и
впредь оказывать помощь Грузии в реформировании ее вооруженных сил”. Тбилиси
вполне удовлетворяет планам США и НАТО постепенного вытеснения России как
главного военно-стратегического и геополитического субъекта в черноморском
бассейне. Проблему устранения российских баз прикрывают благовидными
предлогами. В сентябре 1999 года Э.Шеварднадзе уже заявил, что военное
присутствие России в Грузии будет существенно сокращено в результате реализации
Договора о сокращении обычных вооружений в Европе (ОВСЕ). По его словам,
“Грузия заинтересована в неукоснительном выполнении этого договора, что
приведет к радикальному сокращению российских баз в Грузии.
(Военно-стратегические симметрии Договора ОВСЕ полностью опрокинуты уже приемом
в НАТО восточноевропейских государств) При этом было сделано весьма
многозначительное уточнение, что “Грузия вправе самостоятельно решать, военные
базы каких государств – России, Турции или США – будут дислоцироваться на ее
территории”. Закрытие российской базы формально в соответствии с решением
Стамбульского саммита об изменении фланговых симметрий влечет неизбежное
изменение баланса сил в регионе.
Наряду с этим Грузия на дипломатическом уровне подтверждает свою
“заинтересованность в будущем СНГ”, о чем периодически говорит президент,
всегда делающий акцент лишь на роли СНГ в ликвидации конфликтов на территории
СНГ. Таким образом, СНГ нужно лишь для того, чтобы подавить внутреннее
сопротивление своим геополитическим планам со стороны собственных частей, с
тем, чтобы уже беспрепятственно разорвать геополитическое пространство.
Армения
Еще одно новообразованное государство в стратегическом районе стыка
Европы и Азии – места приложения новой евразийской стратегии США как ее
определяет З.Бжезинский, - Армения проделала некоторый путь эволюции своей
общестратегической ориентации. По сравнению с Грузией и Украиной – это скорее
обратный путь к сбалансированному курсу. Это тем более заметно, что ярко
выраженные устремления к выходу из СССР были явлены в Армении в форме
государственных действий четче и значительно раньше, чем другими – Армения
отказалась принимать участие в референдуме в марте 1991 года, показав, что не
считает себя частью СССР. Но, пройдя через четкую прозападную ориентацию,
облеченную в абстрактный демократический универсализм, к балансированию
стратегической ориентации, Армения восстановила российский вектор своей
государственной стратегии.
Причины этого прежде всего объективные, так как Армения оказалась лицом
к лицу не только со своим извечным ярым противником – Турцией, но также и с
явно недружественным к ней новым субъектом Черноморо-Каспийского политического
баланса – Азербайджаном, с которым у Армении тяжелый, не обещающий скорого
излечения конфликт из-за Нагорного Карабаха. Этот конфликт является также
наследием революции и трагического размежевания во взаимной вражде российских
народов, как и многие из сегодняшних реалий в Закавказье.
После создания мусаватистами и большевиками “советского Азербайджана”
передача Нахичевани и Карабаха была необходима строителям социалистической
федерации по политическим соображениям, поскольку в Баку уже победили
большевики в отличие от меньшевистской и дашнакской Армении. “Карабах есть
исконная армянская местность”, - осознавали большевики, о чем писал в уже
цитированном письме в ответ на запрос В.И.Ленина нарком Г.В.Чичерин, - Наступит
момент для советизации Грузии и Армении, тогда и это все будет изжито”. Однако
такие семена рождают весьма трагические столкновения, которые становятся
неизбежно инструментом окружающих интересов в регионе, где геополитически
встречаются цивилизации и происходило многовековое столкновение интересов
англосаксонских сил и России.
Положение Армении весьма уязвимо и от новой формы соединения политических
и экономических проектов в районе проливов и добычи и транспортировки
углеводородов. Частью нового мирового проекта является полная реорганизация
Черноморо-каспийского региона с удалением от России Грузии и Азербайджана, а
также изоляция от России Армении. Налицо активность и в названной сугубо новой
сфере – в так называемой “геоэкономике” – созданию с помощью мощных
государственных усилий крупных экономических проектов, призванных обеспечить
военно-стратегическую переориентацию многовековых геополитически устойчивых
ареалов.
Геоэкономика, выступающая как инструментарий геополитики, “имеет и свои
самостоятельные задачи, - признает исследователь этой проблематики И.Мурадян,
отмечая, что “мировая экономическая интеграция, стирание значения национальных
границ для экономики, растущая либерализация потоков капиталов, товаров,
информации, людей и идей … вызвали к жизни новые методы мировой экономической
конкуренции, которые можно обобщить как геоэкономические подходы”. Однако автор
обращает внимание на то, что “реализация проектов добычи и транспортировки
нефти в Каспийском бассейне не предполагает сколько-нибудь существенного
изменения мирового или даже европейского нефтетопливного баланса и в ближайшие
10-15 лет не могут сами по себе значительно повлиять на ценовые параметры
мировой и европейской нефтяной торговли”.
Тем не менее борьба вокруг выбора пути нефтепровода из Баку носила и
носит весьма жесткий характер, имея за собой очевидную геополитическую
подоплеку. Проект Баку – Джейхан пользуется поддержкой Азербайджана и Грузии,
стремящихся к максимальной экономической независимости от России, а также США,
желающих укрепления позиций своего союзника по НАТО – Турции. Роль Стамбула на
южном фланге после овладения восточной Европой и вторжением на Балканы становится
подобной тому столпу, к которому необходимо привязать подтягиваемые новые
элементы, а один из ключей к Евразии лежит на дне Черного моря
Неудивительно, что во взаимоотношениях России с государствами СНГ, что
расположены в стратегическом регионе Черноморских проливов и путей
транспортировки нефти, особенно отражается беспрецедентное давление Запада на
исторические рубежи России, что возвращает в памяти Восточный вопрос, всю
двухсотлетнюю работу России на Юге, обладавшую системной целостностью, которой
ей совершенно не хватает сегодня. Мощнейшие внешние силы оказывают серьезнейшее
влияние на окончательный выбор не только Украины, но также Грузии,
Азербайджана, Армении, борясь за нужный геополитический облик Евразии. Таков
общий политический и идеологический фон, который делает весьма сложной задачу
СНГ в его нынешнем составе и виде сохранить военно-стратегическое единство
геополитического пространства.
Материал взят с - www.narochnitskaia.ru
Найти другие
материалы в Интеренете>>>
